Не думайте, будто она пишет в порывистом воодушевлении подсказанные сердцем слова.
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово…
И целое тысячелетие поэтической техники было нужно, чтобы воспитать и усовершенствовать такую наивную, но такую хрупкую, бесконечно насыщенную содержанием, углубленно-законченную форму стиха, долгим опытом выработать умение выражать тончайшие оттенки чувств, добиться паутинной тонкости стиля. Впрочем, у Ахматовой стиль однообразный, один и тот же во всех стихах, без всякого желания искать новых форм, открывать иные стороны жизни, кроме призраков боли и радости в опечаленной женственной душе.
Замкнутость, однообразие, унылая прелесть однозвучного стиха свойственны эротической лирике везде и всегда. Одно и то же солнце восходит над всеми влюбленными. Во все времена одной и той же болью томилась женская душа. Поэтому, через тысячелетие, одинаково звучат их голоса. Как будто есть что-то общее в грустных жалобах «Героинь» Овидия и в «Четках» Ахматовой.
Она, конечно, современна нам. Она образует только часть мозаических сочетаний очередного дня русской поэзии. Ее не поняли бы вчера и уже не поймут завтра. Это, впрочем, не означает, что Анна Ахматова замкнута в кругу определенной школы. Не по канону она творит; боль опечаленной души ей подсказала созвучия слов. И все же есть что-то заученное, манерное, предопределенное в ее рифмах, в настойчиво-повторном, одно-струнно-монотонном ритме стихов. Сознательно она научилась сливать чувство с предметами, искусственно доводить стихотворения до какой-то крайней реальности, конкретности, до полной нераздельности мыслей и вещей.
Перо задело о верх экипажа.
Я поглядела в глаза его.
Томилось сердце, не зная даже
Причины горя своего.
Почему, по какой истонченной чуткости внимания, непонятное горе сливалось с прикосновением пера к коляске? Или так: /153/