Тавриды, где «всюду Бахуса службы», о белой комнате, где, «как прялка, стоит тишина».
Мандельштам любил смотреть на далекие Судакские горы, на туманный мыс Меганом. О нем написал он строфы, загадочные и волшебные:
Как быстро тучи пробегают,
Неосвещенною грядой,
И хлопья черных роз летают
Под этой ветреной луной.И, птица смерти и рыданья,
Влачится траурной каймой
Огромный флаг воспоминанья
За кипарисною кормой.И раскрывается с шуршаньем
Печальный веер прошлых лет,
Туда, где с темным содроганьем
В песок зарылся амулет,Туда душа моя стремится
За мыс туманный Меганом,
И черный парус возвратится
Оттуда после похорон6.
Житейские катастрофы, тем временем, шли своей чередой. Осипу Эмильевичу было поручено купить в Алуште банку какао. На обратном пути в «Профессорский уголок» он сочинял стихи и в рассеянности съел все какао. Какие-то кредиторы грозили ему: с кем-то он вел драматические объяснения. Но эти невзгоды были ничто по сравнению с настоящим горем, которое он пережил в конце этого крымского лета 1916 года7. Я помню, с каким вдохновением он сочинял одно из лучших своих стихотворений:
Не веря воскресенья чуду,
На кладбище гуляли мы.
Ты знаешь, мне земля повсюду
Напоминает те холмы.
И две последние строки второй строфы возникли сразу в своем законченном великолепии:
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим…
Но первые две строки? Их не было.
Напрасно Мандельштам повторял эти стихи, надеясь, что они приведут за собой недостающие рифмы, — они не приходили. /9/