текст Хлебникова был в весьма большой степени ориентирован на поиски в нем криптограмм, и что имена «Велимир» и «Любик» возникли в поле взаимодействия этого текста с ориентированной на загадки и разгадки криптограмм поэтической культурой «башни»».
Теперь настало время перейти к последнему вопросу о символическом смысле имен «Любик» и «Велимир» и о том, как они соотносятся с поэтической картиной мира Хлебникова. Если в написанном в те же годы стихотворении «О достоевскиймо…» Хлебников шел от имени писателя (Достоевского, Пушкина, Тютчева) к картине Космоса, то здесь специфическая картина Космоса определяет смыслы имен. Смысл первого имени в стихотворении ясен: «навики», которые скачут в стихии воды, являются жителями мертвого царства30. Им противопоставлены «любики» — природа этих смеющихся созданий, которые причастны стихиям огня и воздуха, определена как последующими строками, так и позднейшими хлебниковскими трактатами о значении звуков языка.
В поэтической филологии Хлебникова любовь манифестируется «мягким Л» — «Эль»31, есть как бы производное от «Л». Она является как идеальным принципом строительства социальных отношений, принципом познания32, так и той силой или энергией, с которой одна душа передает другой свое движение и трансформирует одномерный мир одного человека в двумерный мир двух людей33. Из стихотворения «Охотник скрытых долей» следует, что референт хлебниковского имени — Любовь, носителем творческих энергий Любви является сам поэт, ибо идея Любви непосредственно присутствует в одном из его поэтических имен. Такого рода заключение подтверждается и другими текстами Хлебникова34.
Подобным же образом стихотворение «Охотник скрытых долей» дает ключ к тому смыслу, который сам Хлебников вкладывал в свое второе имя, ставшее впоследствии его признанным псевдонимом. Современный исследователь писал о «загадке хлебниковского псевдонима»35; для такого утверждения есть, кажется, основание. Имя «Вели-мир» вообще может обладать двумя, казалось бы, противоположными смыслами: «тот, кто велит миру», и «вели мне, мир». С большой долей приблизительности эта антиномичность могла бы быть обозначена цепочкой Поэт — Слово — Мир — Бытие — Воля — Божество; кажется, что именно подобного рода антиномичность присутствовала в некоторых текстах Хлебникова 1908 г. В этом отношении близким к идеям стихотворения «Охотник скрытых долей» оказывается другой текст, созданный в начале 1908 г.:
И я свирел в свою свирель,
И мир хотел в свою хотель.Мне послушные свивались звезды в плавный кружеток.
Я свирел в свою свирель, выполняя мира рок36.
У «ранних» символистов 1890-х гг. и «декадентов», равно как и «левых» футуристов, особенно послеоктябрьской эпохи, художник-демиург узурпирует место Бога-творца или как демиург анти-мира аннигилирует данный мир, созданный положительным миротворцем. Совершенно отлична позиция религиозно-мифопоэтического символизма, где семантическая и символическая система искусства интегрируется в систему религии или мифологии37. В приведенном выше стихотворении «Творчество» Вяч. Иванов неслучайно писал о «безвольном произволе» творца-художника, а в теоретических статьях утверждал, что «теургический принцип в художестве есть принцип наименьшей насильственности и наибольшей восприимчивости. Не налагать свою волю на поверхность вещей — есть высший завет художника, но прозревать и благовествовать сокровенную волю сущностей» («Две стихии в современном символизме», 1908. — 2, с. 538-539). В том же 1908 г. Иванов афористически писал, что «Художник угадывает волю Творца миров» («Спорады», — 3, с. 115).
/148/