говоря, на смену которого и пришел перевод, осуществленный в издательстве «Academia».
Песня Гризостомо
Коль ты сама, бездушная, желаешь,
Чтобы из уст в уста ко всем народам
Неслась молва о лютом твоем гневе, —
Так пусть же в грудь, истерзанную горем,
Сам ад вольет мне жалобные звуки,
И заглушат они мой прежний голос.(Сервантес 1917:100-101)
Как известно, подобная «информационность» не только оборачивается серьезными потерями для художественности, но уступает честной и непритязательной информационности подстрочника.
Лозинский сознательно и успешно избегает комических обертонов, которые для современного уха таят в себе петраркистские и постпетраркистские сетования, воздыхания и откровения. С точки зрения настроения и выбранного стилистического регистра перевод Лозинского безукоризненно однороден.
Песнь Хризостома
Жестокая, раз для тебя отрада,
Чтобы из уст в уста твердили люди,
Сколь велика твоей гордыни сила,
Я почерпну из самой глуби ада
Унылый звук для истомленной груди,
Чтобы печаль мой голос исказила.(Сервантес 1961а: 150-151)
Не только в переводе Ватсон, но и в переводе Лозинского утрачено то, что при всех потерях сохранено в версии Жуковского и еще в большей степени присутствует в переводе Кузмина. Сочинение подобных художественных текстов является, прежде всего, утонченной и изысканной литературной игрой. Более того, гениальность Сервантеса состоит в том, что основной текст романа представляет собой вполне определенную и более и менее описанную исследователями литературную игру, включенные в роман вставные новеллы и /190/