образе лесных мифологических существ. Кроме того, в стихе рассказывается о мучении Георгия, заточенного в погреб языческим царем на 30 лет (или на 33 года). Исследователи русской мифологии (Федор Буслаев, Николай Тихонравов), чьи работы несомненно были знакомы Иванову, видели в этом мотиве рефлекс мифа о лучезарном временно страдающем божестве. 15 Следует заметить, что Георгий — покровитель многих народов и в том числе России (а также города Москвы) — приобрел особую популярность в русской литературе начала века: вспомним хотя бы кантату Кузмина Св. Георгий, поэмы Цветаевой На красном коне и Егорушка.
Мотивы «большого стиха» у Иванова даны обычно намеками, как нечто общеизвестное (257, 275-276, 365 и др. ). Георгий, по приказанию Богородицы создающий космос из хаоса (364), оставляет свою стрелу в недрах «земли полнощной» (258, 365). Эта стрела должна быть обретена неким избранным (а именно Светомиром), что приведет к эсхатологическому преображению «земли полнощной», то есть России (впрочем, Россия для Иванова здесь совпадает с экуменой). Поиски стрелы должны определять сюжет повести. Таким образом Иванов создает русскую параллель к западноевропейской легенде о Св. Граале (в части, написанной Ольгой Шор, эта параллель становится эксплицитной, см. 445-459).
С присущей ему эрудицией и тонкостью Иванов восстанавливает в образах Георгия и Богородицы первоначальные фигуры бога-громовержца и женской богини, олицетворяющей «мать сыру землю». Обе фигуры связаны со сферой плодородия (в этом духе легко истолковать и стрелу в земных недрах). Однако Иванов не переходит грань в своем увлечении язычеством. Дохристианские представления с немалым тактом перекодируются в христианскую символическую систему (здесь как бы реконструирован процесс, реально происходивший в славянском фольклоре). Оба образа остаются просветленными, высоко одухотворенными. /123/