Думал, — Трои б век ей,
Горьких губ изгиб целуя:
Были дивны веки
Царственные, гипсовые.Милый, мертвый фартук
И висок пульсирующий.
Спи, царица Спарты,
Рано еще, сыро еще.
Благородство тона в обращении с женщиной великий поэт Т. С. Элиот признавал верной приметой писателя, о котором мы охотно скажем, что он — классик. По этой категории Пастернак, и особенно в ″Сестре моей жизни″, попадет в разряд классиков. Тема любви соседствует с темой женщины. Примечательна разработка последней строфы в стихотворении ″Уроки английского″. В нем вариации на темы шекспировских строк, относящихся к двум его женским образам — Офелии и Дездемоны, завершаются финалом, где намечена продолжающаяся вплоть до поздней лирики Пастернака тема роли женщины в мироздании:
Дав страсти с плеч отлечь, как рубищу,
Входили, с сердца замираньем,
В бассейн вселенной, стан свой любящий
Обдать и оглушить мирами.
Женщина не только главное существо в бассейне вселенной, но только одна она может сделать для любящего ее поэта мир сносным, если не полным радости. Она, любимая женщина, вызвала к жизни саму книгу ″Сестра моя жизнь″. Строение книги определяется любимой, ее местонахождением, чтениями, развлечениями. Это видно из продуманных названий частей книги и отдельных стихотворений. Любимая поэта мелькает во многих стихотворениях, казалось прямо с ней не связанных, как в финале:
Рвется с петель дверь, целовав
Лед ее локтей.
Не только на многих вещах ее отпечаток, пастернаковская любовь граничит с религиозным обожанием:
Казалось, не люблю, — молюсь
И не целую, — мимо
Не век, не час плывет моллюск,
Свеченьем счастья тмимый.Как музыка: века в слезах,
А песнь не смеет плакать,
Тряслась, не прорываясь в ах! —
Коралловая мякоть.
Попутно здесь выраженная мысль для Пастернака очень важна: музыка должна ″рождать рыданья, но не плакать″, говоря полуцитатой из приведенных строк в более позднем стихотворении. ″Свеченье счастья″, в этих стихах прямо соотнесено с любовью и с эстетической принудительностью отрицания плачущего искусства.
Как я слышал летом 1950-го г. от самого Бориса Леонидовича, книга в самом деле была им написана для девушки, которую он тогда любил. Посмотрев уже написанную к тому времени книгу ″Темы и вариации″ (так в рассказе, который я неоднократно от него слышал, тогда как в других свидетельствах упомянут, видимо, ошибочно сборник ″Поверх барьеров″, к тому времени уже давно изданный), Пастернак убедился, что этот сборник стихов для нее не /88/