/195/
Читатели-интеллигенты искали у любимых писателей ответа на вопросы «в чём смысл жизни?», «что делать?» — искали поучений, заветов. Своего продуманного учения у Леонтьева не было (или же оно второстепенно), но мы слышим его призыв к творческой жизни, к борьбе в миру: будь ярок, красуйся на резвых конях, шуми на базарах Адрианополя или Янины, но и помалкивай в афонской келье: постись, молись, склоняя гордую голову перед Богом, но не перед людьми. Наконец, вместе с братьями-рыцарями одолевай бесов революции.
Розанов говорил: Леонтьев любил «алкивиадствовать»: и, действительно, тот древнегреческий авантюрист, даже хулиган, осквернивший статуи богов в Афинах, был одним из его героев, хотя у него самого и были черты Нарцисса — но не самодовольного, а очень к себе требовательного. Казалось бы: яркое алкивиадство и аскетическое иночество несовместимы, т. е. бурная радость жизни и подавляющий страх Божий. Что и говорить — не был Леонтьев добродетелен, но и не было лукавства в его метаниях. Он мучительно-творчески изживал все свои противоречия.
Верил ли Леонтьев в Бога? Отец Георгий Флоровский и столь ему противоположный митрополит Антоний (Храповицкий) даже не считали его христианином. Но нельзя не доверять свидетельству Леонтьева о его жаркой молитве, обращенной к Богородице и чудесном исцелении в Салониках. Выздоровев, он немедленно поехал на Афон, чтоб выполнить данный им обет и постричься. Но афонские иноки и позднее — оптинские, говорили ему — вы не созрели для монашества, и были правы. После чуда в Салониках Леонтьев еще лет двадцать «алкивиадствовал» и писал политические статьи, яркие повести и лишь незадолго до пострига сказал В. В. Розанову: ради христианства он готов отречься от своей эстетики, но все же не угомонился — молился, но и заказывал те голубые занавески и с кем-то боролся даже на смертном ложе.
Хорош ли или плох Леонтьев, но был он страстно-искренен, защищал не только красоту, но и живую жизнь от самодовольных либералов-прогрессистов, от оголтелых революционеров-фанатиков, и был у него свой увлекательный жизненный стиль — не очень русский, а скорее западно-рыцарский или шляхетско-польский. Леонтьев-консул постоянно боролся с «польскими интригами» на Балканах,