Несмотря на это, Мандельштам является искренним сторонником поэтического Логоса8, который он определил как сознательный смысл слова. Поэтому долг читателя принять вызов даже самых сложных его стихов и найти в них Логос9.
В этой статье я собираюсь дать интерпретацию нескольких стихотворений — некоторые из них трудны для понимания, другие не так сложны — которые объединяет классическая (греческая или римская) тема. В качестве вступления я хотел бы привести слова Мандельштама, в общих чертах определяющие эстетику и эллинизм и могущие относиться и к его собственным стихам10:
«Эллинизм — это сознательное окружение человека утварью вместо безразличных предметов, превращение этих предметов в утварь, очеловечение окружающего мира, согревание его тончайшим телеологическим теплом… Эллинизм — это система в бергсоновском смысле слова, которую человек развертывает вокруг себя как веер явлений, освобожденных от временной зависимости, соподчиненных внутренней связи через человеческое Я.»
Эта статья не имеет целью рассмотреть проявление эллинизма в мандельштамовской поэзии, если, конечно, в ней действительно присутствует идентичный ему эстетический или поэтический принцип. Ибо я думаю, что идеи Мандельштама в области философии языка, эстетики и поэтической теории, которые он считает «эллинизмом», имеют лишь неявную и косвенную связь с миром классики (что будет детально рассмотрено в нашей статье).
Главным объектом в понимании Мандельштамом эллинизма является слово. Используя определение самого поэта, «слово, в эллинистическом понимании есть плоть деятельная, разрешающаяся в событие»11. Его «можно рассматривать не только как объективную данность сознания, но и как органы человека, совершенно так же точно, как печень, сердце»; это понимание, которое приводит в поэтике «биологического характера»12. Можно понимать его и как «живое слово», которое блуждает вокруг вещи «свободно, как душа вокруг брошенного, но не забытого тела»13. Слово, как оно определено в предыдущих цитатах, — часто встречающийся мотив в мандельштамовских стихах14. Именно это имели в виду Г. Струве и Б. Филиппов, говоря о «словесном очаровании»15, присущем поэзии Мандельштама. Конечно, такое определение не является конкретным и в очень малой степени имеет отношение к греческому16, хотя /13/
