Эта статья посвящена в основном интерпретации поэзии Мандельштама. Эстетика и философия поэта будут обсуждаться лишь в той мере глубоко, в какой это необходимо для понимания его поэзии.
Виктор Террас
Поэзия Мандельштама обычно предстает перед читателем темной и загадочной, особенно для непосвященных1; есть основания полагать, что сам поэт иногда хочет, чтобы это было так. Некоторые его стихи — настоящие поэтические шарады2. Слова Стефана Георге, в которых тот превозносит Малларме, могут быть отнесены и к Осипу Мандельштаму: «Jeden wahren Kunstler hat einmal die Sehnsucht befallen, in einer Sprache sich auszudrucken, deren die unheilige Menge sich nie bedienen wurde, oder seine Worte so zu stellen, dass nur der Eingeweihte ihre hehre Bestimmung erkenne… Klangvolle Dunkelheiten sind bei Pindar, Dante und manche bei dem klaren Goethe»3
«…Поэзия, как целое, — считал Мандельштам, — всегда направляется к более или менее далекому, неизвестному адресату, в существовании которого поэт не может сомневаться, не усомнившись в себе.»4 Такое убеждение ставит его в один ряд с теми современными лирическими поэтами, чьей задачей, по всей видимости, является открытие «трансрациональной» (или «прелогической») сферы, использование областей значения, недоступных прежде для обычного языка, реализация скрытых возможностей его. У Мандельштама есть стихи, очаровывающие простыми фонетическими ассоциациями, которые превосходят поэтический logos5. Одновременное «полифоническое» развитие нескольких семантически не связанных друг с другом тем, что является одной из наиболее характерных для поэзии Мандельштама черт, также способствует впечатлению затемненности смысла6. В определенной степени характеристика Мандельштамом Хлебникова как создателя «поэтического сырья» может быть отнесена к нему самому7. /12/