Не любишь, не хочешь смотреть
О, как ты красив, проклятый!
И перед читателем этих стихов встает образ рабыни-женщины, стоящей на коленях перед мужчиной и умоляющей его не гнать ее… Может быть, в такой любви-истязании эта женщина и находит всю сладость?
Мы уже знаем, что Ахматова знакома с каким-то «знаменитым современником». Она серьезно считает его гением, вероятно, иначе откуда это самомнение; она серьезно советует своему возлюбленному беречь ее письма.
Чтобы нас рассудили потомки…
Станут потомки заниматься такими вещами! Она серьезно считает, что через его «славную биографию» ее имя будет запечатлено в мире:
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети.
Что это? наивность, игра?..
О другом «знаменитом современнике», Ал. Блоке, она сообщает, что пришла к нему в гости «ровно в полдень», и что у него «глаза такие, что запомнить каждый должен, — мне же лучше, осторожной, в них и вовсе не глядеть». Если б можно было поверить в искренность наивного тона этого стихотворения, его, может быть, и можно было признать удачным, простым. Но ведь теперь все пишут эту стилизацию детской наивности, это — «готовая форма» поэтов и особенно поэтесс современности.
Но Ахматову интересуют не только «знаменитые современники». В разных местах ее книги фигурирует какой-то «мальчик».
Мальчик сказал мне: «как это больно»!
И мальчика очень жаль.
— сообщает она наивным тоном институтки, и еще то, что этот мальчик «жадно и жарко» «гладит» ее холодные руки. Если «очень жаль», то не доводили бы вы, сударыни, бедных мальчиков до этого. Надо было раньше думать…
А через страницу Ахматова уже хоронит «веселого мальчика» и просит прощения у его могилы за то, что «принесла» ему смерть. При этом раскрываются любопытные вещи: /104/